@
Священномученик Марк, епископ Арефусийский, Кирилл диакон и другие многие пострадали при императоре Юлиане Отступнике (361–363). По указанию святого равноапостольного императора Константина Великого (память 21 мая), святой Марк разрушил идольское капище. Когда Юлиан, вступивший на престол, начал преследовать христиан и возрождать язычество, враги решили отомстить святому Марку. Старый епископ сначала скрылся от гонителей, но, узнав, что язычники в поисках его предают истязаниям многих людей, добровольно явился и предал себя на мучения. Среди поношений и издевательств святой старец был проведен через весь город. Ему рвали волосы, терзали тело, волочили по дороге, погружали в болотную жижу, подвешивали связанного и резали ножами. Требуя от святого епископа выкуп за разрушенное капище, гонители изобретали все новые и новые муки: сжимали старцу в тисках ноги, крепкими льняными нитями обрезали уши и, наконец, намазав тело святого мученика медом и жиром, в жаркий полдень подвесили его в корзине на добычу пчелам. Но святой старец словно не замечал боли. Жители города Арефусии, видя несокрушимую твердость святителя, выпустили его на свободу. Позже многие из них под влияниемего бесед обратились ко Христу. О страданиях святого Марка повествует святитель Григорий Богослов (память 25 января) в своем «Первом слове на Юлиана».
Блаженный Феодорит, епископ Киррский (†457), рассказывает о диаконе Кирилле, который в царствование Константина Великого уничтожил много идолов в городе Илиополе. За это он был убит при Юлиане Отступнике. Язычники рассекли его тело и, как дикие звери, кусали его, за что Господь покарал их слепотой, язвами и другими болезнями.
В это же время в палестинских городах Аскалоне и Газе язычники замучили многих христиан – священников, а также жен и дев, посвятивших себя Богу. Мучители рассекали их тела, обсыпали ячменем и бросали на растерзание свиньям. Общая память святых мучеников совершается 29 марта.
Преподобный Иоанн Лествичник игумен святой Синайской горы, по некоторым преданиям родился около 570 года и был сыном знатного константинопольского вельможи святого Ксенофонта и супруги его святой Марии, память которых чтится Церковью 26 января. Для обучения в прославленном училище святой Ксенофонт отправил морем двух своих сыновей в город Вирит (ныне Бейрут). Буря разбила корабль. Уразумев в чудесном спасении призвание к иноческой жизни, братья поступили в разные монастыри и долгое время не имели известий о судьбе друг друга.
Святой Иоанн оставил мир в шестнадцатилетнем возрасте. Он пришел в монастырь на Синайской горе и, никому не открывая своего происхождения, вверил себя искуснейшему учителю Мартирию, чтобы при его благонадежном руководстве непогрешительно подвизаться в посте и молитве. Монастырь, выстроенный императором Юстинианом, стоял у самого подножия Синайской горы. Три святых инока прославили его больше, чем все щедроты императора: святой Анастасий Синаит († 599; память 20 апреля), впоследствии Патриарх Антиохийский, святой Григорий († 593; память 20 апреля), настоятель Синайский, также возведенный на Антиохийский патриарший престол, и, наконец, преподобный Иоанн Лествичник.
Однажды авва Мартирий, взяв с собою святого Иоанна, пошел к великому Иоанну Савваиту. Увидев их, старец встал, налил воды, умыл ноги авве Иоанну и облобызал его руку. Авве же Мартирию ног не умывал. Потом, когда его ученик Стефан спросил, почему он так поступил, авва Иоанн Савваит отвечал: «Поверь мне, чадо, я не знаю, кто этот отрок, но я принял игумена Синайского и умыл ноги игумену».
В день пострижения преподобного Иоанна (а он постригся на двадцатом году своей жизни) авва Стратигий предсказал о нем, что он будет некогда великим духовным светочем.
По смерти старца Мартирия, с которым преподобный Иоанн прожил 19 лет, он решился вести уединенную жизнь отшельника, избрав для этого пустыню Фола в углублении долины при подножии Синая. Каждую субботу и воскресенье он приходил в храм Синайской обители на богослужение и приобщался Святых Тайн (от его келлии до храма было два часа пути, около восьми верст).
Устранившись от мира, святой Иоанн возлюбил украшенную смирением кротость, как начальницу мысленных добродетелей. Достойно удивления и то, что, обладая внешней мудростью, он обучался небесной простоте, ибо кичливость философии не совмещается со смирением. Чтобы сломить рог кичливости, преподобный Иоанн употреблял различную пищу, позволительную инокам, но в весьма малом количестве. Сна он принимал столько, сколько было необходимо, чтобы ум не повредился от бдения, а прежде сна много молился и сочинял книги.
Это упражнение служило ему единственным средством против уныния. Радостью его жизни была непрестанная молитва и пламенная любовь к Богу.
Некоторые, подстрекаемые завистью, называли святого Иоанна излишне говорливым и пустословом. Тогда преподобный Иоанн уклонился в совершенное безмолвие. Порицатели же его, увидев, что заградили источник приснотекущей пользы, превратились в просителей и умоляли его оставить безмолвие. Чуждый прекословия, преподобный Иоанн опять начал наставлять братию правилам иноческой жизни.
Преподобный Иоанн провел в пустыне сорок лет в неослабных подвигах поста и молитвы, в богомыслии и созерцании, так что все дивились его высокому духовному преуспеянию. Общим желанием братии он был избран игуменом Синайской обители (в 75-летнем возрасте). Преподобный игумен был и образцом добродетелей, и врачом. Кроме дара чудотворений, он был украшен многими дарами Духа Святого. Вот что он открывает нам в своей книге: «Некоторые больше всего ублажают чудотворения и другие видимые духовные дарования, не зная того, что есть много превосходнейших дарований, которые сокровенны и потому безопасны от падения» (Слово 26, ст. 95).
У преподобного Иоанна был ученик по имени Моисей. Исполняя послушание, он однажды переносил землю для удобрения гряд. В полдень, по причине чрезвычайного зноя, лег в тени большого камня и уснул. Господь же, Который ничем не хочет опечалить верных рабов Своих, предупреждает их от угрожающих им бедствий. В то время преподобный Иоанн Лествичник, сидя в келлии и размышляя о Боге, преклонился в тонкий сон. Вдруг он увидел священнолепного мужа, который сказал: «Иоанн, как ты беспечно спишь, когда Моисей в опасности?» Очнувшись, преподобный Иоанн немедленно вооружился молитвою за своего ученика. Когда тот вечером возвратился, святой Иоанн спросил у него, не случилась ли с ним какая-нибудь беда или нечаянность? Моисей ответил: «Огромный камень едва не раздавил меня, когда я спал под ним в полдень, но мне показалось, будто ты зовешь меня, и я вовремя покинул это опасное место».
Так свидетельствует о преподобном Иоанне первый составитель его жития – раифский монах Даниил, муж честный и добродетельный, современник преподобного.
Около четырех лет пробыл преподобный Иоанн игуменом, а затем вновь возвратился к уединению и безмолвию, поставив после себя игуменом своего брата, старца Георгия. Когда преподобный Иоанн отходил ко Господу (†649), брат его стоял перед ним и говорил со слезами: «Итак, ты покидаешь меня и отходишь; я же молился, чтобы ты проводил меня в последний путь». Святой Иоанн ответил: «Не скорби и не заботься; если буду иметь дерзновение ко Господу, не оставлю тебя провести здесь и один год после меня». Что и сбылось, ибо через девять месяцев старец Георгий отошел ко Господу.
По просьбе святого Иоанна, игумена Раифского (память в Сырную субботу), преподобный Иоанн написал замечательный аскетический труд – «Лествицу», в котором раскрыл 30 степеней духовного восхождения к совершенству. Книга написана языком простым, чистым и живым, языком, которым выражается чистое сердце, глубоко чувствующее каждую мысль. Святой Дух говорил устами преподобного Иоанна Лествичника. Свидетелями этому служат многие из тех, которые спаслись и доныне спасаются через него. Эта книга стала надежным путеводителем для восхождения к Богу, и многие поколения монахов и благочестивых мирян черпали из нее наставления и руководство в духовной жизни. На «Лествицу» ссылались как на лучшую книгу для спасительного руководства многие святые, воссиявшие в Православной Церкви – преподобные Феодор Студит, Сергий Радонежский, Иосиф Волоцкий, Нил Сорский, старец Паисий Величковский, старцы Оптиной пустыни и многие другие.
Вот краткое содержание степеней духовного восхождения. 48
Слово 1-е. Об отречении от мира.
«Все, усердно оставившие житейское, без сомнения, сделали это или ради будущего царствия, или по множеству грехов своих, или из любви к Богу. Если же они не имели ни одного из сих намерений, то удаление их из мира было безрассудное» (1, 6). «Твердая вера есть матерь отречения от мира; действие же противного ей само, собой явственно» (26, 187).
Слово 2-е. О беспристрастии, то есть отложении попечений и печали о мире.
«Непоколебимая надежда есть дверь беспристрастия...» (26, 188). «Сила любви в надежде; ибо надеждою ожидаем воздаяния любви» (30, 28). «Если кто думает, что не имеет пристрастия к какой-нибудь вещи, а лишившись ее, печалится сердцем, то вполне прельщает самого себя» (2, 11). «Беспристрастие к вещам чувственным возводит к видению мысленных» (26, 196).
Слово 3-е. О странничестве, то есть уклонении от мира.
«Любовь к Богу есть причина удаления от мира...» (26, 189). «...Но сколь велик и достохвален сей подвиг, столь великого и рассуждения требует; ибо не всякое странничество, предпринимаемое в крайней степени, есть добро» 49 (3, 2).
Слово 4. О блаженном и приснопамятном послушании.
«Повиновение рождается от зазрения самого себя и от желания душевного здравия» (26, 190). «Как слепец – неискусный стрелок, так и ученик прекословный погибает» (26, 205). «Совесть да будет тебе зеркалом твоего повиновения и сего для тебя довольно» (4, 75). «... Как деревья, колеблемые ветрами, глубоко в землю пускают корни, так и пребывающие в послушании стяжут крепкие и непоколебимые души» (4, 124). «От послушания рождается смирение, от смирения же бесстрастие...» (5, 71). «Удивляться трудам сих святых дело похвальное; ревновать им спасительно, а хотеть вдруг сделаться подражателем их жизни есть дело безрассудное и невозможное» (4» 42). «Будь ревностен, но в душе своей, нисколько не выказывая сего во внешнем обращении, ни видом, ни словом каким, ни гадательным знаком» (4, 82). «Не будешь, сын мой, много лет трудиться для приобретения блаженного покоя в душе, если сначала от всей души предашь себя терпению бесчестия» (4, 65). «Если все зависит от навыка и за оным следует, то тем более добродетель, как имеющая великого содейственника Бога» (4, 64).
Слово 5. О попечительном и действительном покаянии и также о житии святых осужденников, и о темнице.
«Покаяние есть возобновление Крещения. Покаяние есть завет с Богом об исправлении жизни... Покаяние есть примирение с Господом чрез совершение благих дел, противных прежним грехам. Покаяние есть очищение совести. Покаяние есть добровольное терпение всего скорбного...» (5, 1). «Видел я немощных душою и телом, которые ради множества согрешений своих покусились на подвиги, превосходившие их силу, но не могли их вынести. Я сказал им, что Бог судит о покаянии не по мере трудов, а по мере смирения» (26, 122). «Должно внимать себе, не перестала ли совесть наша обличать нас не ради чистоты нашей, но как бы утомившись. Признак разрешения от грехов состоит в том, что человек всегда почитает себя должником перед Богом» (5,37). «Как яйца, согреваемые под крыльями, оживотворяются, так и помыслы, необъявляемые духовному отцу, переходят в дела» (26, 207). «Душа, помышляющая об исповеди, удерживается ею от согрешений, как бы уздою; ибо грехи, которых не исповедуем отцу, делаем уже как во тьме и без страха» (4, 53).
Слово 6. О памяти смерти.
«Поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши» (Сир. 7, 39). «Боязнь смерти есть свойство человеческого естества, происшедшее от преслушания, а трепет от памяти смертной есть признак нераскаянных согрешений...» (6, 3). «Стыдно пастырю бояться смерти; ибо о самом послушании иноческом говорят, что оно есть небоязненность смерти» (Слово к пастырю, глава 13, 1). «Не желай словами уверять всех в твоем расположении к ним, а лучше проси Бога, чтобы Он открыл им любовь твою неведомым образом; иначе не достанет тебе времени на изъявление любви к ближним и на умиление» (6, 22).
Слово 7. О радостотворном плаче.
«Сетуй внутренно, но не выказываясь, а углубляясь в сердце свое; ибо бесы боятся сетования, как тати псов» (7, 15). «Кто облекся в блаженный, благодатный плач, как в брачную одежду, тот познал духовный смех души (т. е. радость)» (7, 40). «Как вода смывает буквы, так и слеза может очищать согрешения» (26, 229).
Слово 8. О безгневии и кротости.
«Как невозможно без оружия убивать зверей, так невозможно без смирения приобрести безгневие» (26, 221). «Если признак крайней кротости состоит в том, чтобы и в присутствии раздражающего сохранять тишину сердечную и залог любви к нему, то, без сомнения, крайняя степень гневливости обнаруживается тем, что человек наедине сам с собою, словами и телодвижениями как бы с оскорбившим его препирается и ярится» (8, 13). «На восьмой степени лежит венец безгневия. Но кто носит его от естества, тот, может быть, не носит никакого иного; а кто приобрел его трудами, тот, без сомнения, победил восемь страстей».
Слово 9. О памятозлобии.
«Никто не думай, что сия мрачная страсть маловажна; ибо часто она вкрадывается и в духовных мужей» (9, 18). «Не тогда узнаешь, что ты совершенно избавился от сей гнилости, когда помолишься об оскорбившем, или за зло воздашь ему дарами, или пригласишь его на трапезу; но когда, услышав, что он впал в некое злоключение душевное или телесное, восскорбишь о нем, как о себе, и прослезишься» (9, 12).
Слово 10. О злословии и клевете.
«Знай, что и это признак памятозлобного и завистливого человека, если он легко, с удовольствием порицает учение, дела и добродетели ближнего, будучи одержим духом ненависти» (10, 12). «...Некогда один брат оклеветал пред ним ближнего: сей преподобный тотчас повелел его выгнать, говоря, что не должно допускать быть в обители двум диаволам, т. е. видимому и невидимому» (4,14). «Хотя бы ты и своими очами увидел согрешающего, не осуждай; ибо часто и они обманываются» (10,17). «Любящий ближнего никогда не может терпеть клеветников, но убегает от них, как от огня» (30, 26).
Слово 11. О многоглаголании и молчании. «Многословие происходит иногда от объядения, а иногда от тщеславия» (26, 43). «Благоразумное молчание есть матерь молитвы» (11,3). «Не будь безрассудно молчалив, чтобы не причинить другим смущения и огорчения; и когда повелели тебе поспешать, не будь медлен в действии и в хождении; иначе ты будешь хуже мятежливых и бешеных» (4, 90). «Любитель молчания приближается к Богу и, тайно с Ним беседуя, просвещается от Него» (11, 5).
Слово 12. О лжи.
«Кто стяжал страх Божий, тот устранился лжи, имея в себе неподкупного судию – свою совесть» (12,7).
Слово 13. Об унынии и лености.
«Уныние часто бывает одною из отраслей, одним из первых исчадий многословия. ...» (13,1). «Уныние происходит иногда от наслаждения; а иногда от того, что страха Божия нет в человеке» (26, 44). «Оскудение надежды есть истребление любви; с надеждою связаны наши труды; на ней зиждутся подвиги, ее милость Божия окружает. Монах с благою надеждою закалает уныние, мечом первой умерщвляя второе» (30, 31–32). «Прилежная молитва есть погибель унынию, а память о последнем суде рождает усердие» (26, 194).
Слово 14. О любезном для всех и лукавом владыке, чреве.
«Будь господин над своим чревом, прежде нежели оно тобою возобладает. ...» (14,17). «Когда чрево утесняется, тогда смиряется и сердце; если же оно упокоено пищею, то сердце возносится помыслами» (14, 21). «Как тучные птицы не могут высоко летать, так и угождающему своей плоти невозможно взойти на небо» (26,202).
Слово 15. О нетленной чистоте и целомудрии, которое тленные приобретают трудами и потами.
«Целомудрие есть всеобъемлющее название всех добродетелей» (15, 4). «Целомудрие есть чистота души и тела» (15,5). «Чистота нас усвояет Богу и, сколько возможно, делает Ему подобными» (15, 36). «Чистота соделала ученика своего богословом, который сам собою утвердил догматы о Пресвятой Троице» (30, 24). «Лисица притворяется спящей, а бес целомудренным; та хочет обмануть птицу, а сей погубить душу» (15, 16). «Кто победил свое тело? Тот, кто сокрушил свое сердце. А кто сокрушил свое сердце? Тот, кто отвергся себя самого; ибо как не быть сокрушенным тому, кто умер своей воле?» (15, 84). «Похвала чистоты столь велика и высока, что некоторые из отцов осмелились назвать ее бесстрастием» (15, 65).
Слово 16. О сребролюбии.
Слово 17. О нестяжании.
«Сребролюбие есть и называется корень всем злым (1Тим. 6, 10); и оно действительно таково, ибо производит ненависть, хищения, зависть, разлучения, вражды, смущения, злопамятство, жестокость и убийства» (17, 14).
«Волны не оставят моря, а сребролюбца не оставят гнев и печаль» (17, 10). «Нестяжательный муж молится чистым умом ...» (17, 4). «Нестяжание есть отложение земных попечений ... оно чуждо печали» (17, 1). «...Стяжавший любовь расточил деньги, а кто говорит, что имеет и то и другое, тот сам себя обманывает» (16, 3). «Вера и удаление от мира есть смерть сребролюбия; милосердие же и любовь предают за ближнего и самое тело» (26, 193).
Слово 18. О нечувствии, т. е. об омертвении души, и о смерти ума, предваряющей смерть тела.
«Безболезненность есть обратившееся в природу нерадение, ...дверь отчаяния, матерь забвения, ... отвержение страха Божия» (18,2). «Хотя бы мы и великие подвиги проходили в жизни нашей, но если мы не приобрели болезнующего сердца, то все они притворны и суетны...» (7, 64).
Слово 19. О сне, о молитве и псалмопении в соборе братии.
Слово 20. О бдении телесном: как мы чрез него достигаем духовного, и как должно оное проходить.
«Многий сон происходит иногда от насыщения; иногда же от поста, когда постящиеся возносятся; иногда от уныния, а иногда и просто от естества» (26, 42). «Как много пить зависит от привычки, так и много спать. Потому-то и должно нам, особенно в начале нашего подвига, подвизаться против сна; ибо трудно исцелить давний навык» (19, 2). «Многий сон есть неправедный сожитель, похищающий у ленивых половину жизни, или еще больше» (20, 11). «Бодрственное око очищает ум, а долгий сон ожесточает душу» (20, 3). «Излишество сна – причина забвения; бдение же очищает память» (20, 9).
Слово 21. О малодушной боязливости, или страховании.
«Боязливость есть младенчественный нрав в старой тщеславной душе. Боязливость есть уклонение от веры, в ожидания нечаянных бед» (21, 2). «Гордая душа есть раба страха; уповая на себя, она боится слабого звука тварей и самых теней» (21, 4). «По мере оскудения любви бывает в нас страх; ибо в ком нет страха тот или исполнен любви или умер душою» (30, 10). «Кто сделался рабом Господа, тот боится одного своего Владыки; а в ком нет страха Господня, тот часто и тени своей боится (21, 11).
Слово 22. О многообразном тщеславии.
«Тщеславный человек есть идолопоклонник, хотя и называется верующим. Он думает, что почитает Бога; но в самом деле угождает не Богу, а людям» (22, 6); «Всякий человек, который любит себя выказывать, тщеславен. Пост тщеславного остается без награды и молитва его бесплодна, ибо он и то и другое делает для похвалы человеческой» (22, 7). «Не тот показывает смиренномудрие, кто осуждает сам себя (ибо кто не стерпит поношения от себя самого?), но тот, кто, будучи укорен другим, не уменьшает к нему любви» (22, 17). «Тщеславие делает гневливых кроткими перед людьми» (22, 25). «Простые же сердцем не очень подвержены отравлению сим ядом; ибо тщеславие есть погубление простоты и притворное жительство» (22, 44).
Слово 23. О безумной гордости.
«Где совершилось грехопадение, там прежде водворилась гордость; ибо провозвестник первого есть второе» (23, 4). «Гордость есть крайнее убожество души, которая мечтает о себе, что богата, и, находясь во тьме, думает, что она во свете» (23, 29). «Гордый подобен яблоку, внутри сгнившему, а снаружи блестящему красотою» (23, 31). «Пьянство бывает причиною преткновения, а гордость – причина непотребных помыслов. Хотя преткнувшийся неповинен за преткновение, но за пьянство, без сомнения, будет наказан» (23, 43). «Болезнь посылается иногда для очищения согрешений, а иногда для того, чтобы смирить возношение» (26, 54). «Видимую гордость исцеляют скорбные обстоятельства, а невидимую – Превечный и Невидимый» (26, 198). «Монах есть бездна смирения, в которую он низринул; и в которой потопил всякого злого духа» (23, 27).
Слово 24. О кротости, простоте и незлобии, которые не от природы происходят, но приобретаются, тщанием и трудами, и о лукавстве.
«Кротость состоит в том, чтобы при оскорблениях от ближнего, без смущения и искренно о нем молиться». (24, 3). «Кроткая душа престол простоты...» (24, 9). «В кротких сердцах почивает Господь, а мятежливая душа – седалище диавола» (24, 7). «Лукавство происходит от возношения и от гнева» (26, 47). «Лукавый есть лживый провидец, который думает, что он из слов может разуметь мысли других, и по внешним поступкам – сердечное расположение» (24, 26).
Слово 25. Об искоренителе страстей, высочайшем смиренномудрии, бывающем в невидимом чувстве.
«Если хотим достигнуть добродетели смиренномудрия, да не престанем самих себя испытывать и истязывать; и если в истинном чувстве души будем думать, что каждый ближний наш превосходнее нас, то милость Божия недалека от нас» (25, 32). «Приснопамятные отцы наши утверждают, что путь к смирению и начальная причина сей добродетели суть труды телесные, а я полагаю, – послушание и правость сердца, которые естественно сопротивляются возношению» (25, 62). «Как огонь не рождает снега, так и ищущий земной славы не получит небесной» (26, 219). «Если гордость некоторых из Ангелов превратила в бесов, то, без сомнения, смирение может и из бесов сделать Ангелов. Итак, да благодушествуют падшие (уповая на Бога)» (25, 63). «Не неправеден Бог и двери милосердия Своего не затворит для тех, которые стучатся со смирением» (26, 117).
Слово 26. О рассуждении помыслов, и страстей, и добродетелей.
«Потом наипаче, а не нагим словом потщимся научаться познанию Божественных истин; ибо не слова, а дела должны мы будем показать во время исхода» (26, 36). «Бесы часто возбраняют нам делать легчайшее и полезное, а между тем побуждают предпринять труднейшее» (26, 164). «Все бесовские брани против нас происходят от сих трех причин: от сластолюбия, от гордости, или от зависти бесов. Блаженны последние, всеокаянны средние, а первые до конца непотребны» (26, 76). «Много путей благочестия и много путей погибели; и часто случается, что путь, неудобный для одного, бывает благопоспешен для другого; а между тем, намерение идущих обеими стезями благоугодно Господу» (26,105). «Если видим, что некоторые любят нас о Господе, то перед ними мы наиболее должны сохранять скромность; ибо ничто так не разоряет любви и ничто столь скоро не производит ненависти, как вольность в обращении» (26, 99). «Рассуждение есть совесть неоскверненная и чистое чувство» (26, 4).
Слово 27. О священном безмолвии тела и души. «Истинный безмолвник, не желая лишиться сладости Божией, так удаляется от всех людей, без ненависти к ним, как другие усердно с ними сближаются» (27, 27).
Слово 28. О матери добродетелей, священной и блаженной молитве и о предстоянии в ней умом и телом.
«Не употребляй в молитве твоей премудрых выражений; ибо часто простой и неухищренный лепет детей был угоден Небесному Отцу их» (28, 9). «Всякую добродетель, но в особенности молитву, должны мы всегда совершать со многим чувством; а душа тогда молится с чувством, когда она бывает превыше раздражительности» (28, 30). «Вера воскрыляет молитву, и без веры молитва не может возлететь на небо» (28, 26).
Слово 29. О земном небе, или о богоподражательном бесстрастии и совершенстве, и воскресении души прежде общего воскресения. «Прощение грехов многие скоро получили, но бесстрастия никто скоро не приобрел; ибо для приобретения его нужно долгое время, великое усердие, многий труд любви и помощь Божия» (26, 242). «Та душа имеет бесстрастие, которая приобрела такой же навык в добродетелях, какой страстные имеют в сластях (страстях)» (29, 9).
Слово 30. О союзе трех добродетелей, то есть о вере, надежде и любви.
«Любящий Господа прежде возлюбил своего брата; ибо второе служит доказательством первого» (30, 25). «Любовь по качеству своему есть уподобление Богу, сколько того люди могут достигнуть; по действию своему, она есть упоение души; а по свойству – источник веры, бездна долготерпения, море смирения» (30, 7).
Слово особенное к пастырю, научающее, каков должен быть наставник словесных овец.
«Истинного пастыря укажет любовь; ибо из любви предал Себя на распятие Великий Пастырь» (Глава 5, 5). «Не может кормчий один, без помощи корабельных служителей, спасти корабль. Не может врач исцелить больного, если сей не убедит врача просьбою и открытием язвы с полной доверенностью. Устыдившиеся врачей подвергали раны свои гниению, а многие нередко и умирали» (Глава 7, 5). «Никакой дар от нас Богу не может быть столько приятен, как приношение Ему словесных душ чрез покаяние. Ибо весь мир не стоит одной души, потому что мир преходит, а душа нетленна и пребывает во веки» (Глава 13, 18).